ЗДЕСЬ И СЕЙЧАС
«Сейчас у меня нет права не заниматься электронной музыкой»: интервью с питерской музыканткой Jenys, которая расширяет понятие жанра
То ли дореволюционный, то ли сталинский дом в центре Петербурга. Поднимаюсь. Дверь мне открывает Jenys в домашнем халате, с пучком на голове и красной помадой на губах. «Чай будешь?», — слышу я практически с порога квартиры, которую она снимает с друзьями. Здесь мы следующие полтора часа будем разговаривать о поп-музыке, современном состоянии электронной сцены, русских лейблах и о том, как учеба на звукорежиссера в России сочетается с работой на зарубежных лейблах. Разговор о музыке происходит на кухне коммунальной квартиры, пока ее релизы слушают на Западе — такой вот парадокс. За окном идет дождь.
— Как описать твою музыку для неподготовленного слушателя? Для меня это deconstructed club (направление экспериментальной музыки, которое деконструирует и пересобирает электронную танцевальную музыку — T&S) в современном виде.
— Думаю, говорить о моей музыке как о чём-то деконстрактном или андеграундном — не совсем правильно. Источники моего вдохновения достаточно популярные. Это поп-музыка, k-pop и академическая экспериментальная музыка. Для неподготовленного слушателя воспринимать то, что я делаю, может быть сложно потому, что в моих песнях много эффектов, которые иногда воздействуют противоречиво.
— Я пытаюсь сочетать глубинное. Беру темы, которые поддаются многочисленным трактовкам, общие проблемы. Стараюсь подать их в более простой форме и как-то переосмыслить для себя. Сложно описать мою музыку несколькими предложениями. Наверное, это deconstructed pop. Sweet deconstructed pop. Электроника — это вообще очень сложно, в ней много жанров. Я не вижу больше смысла классифицировать музыку. Сейчас выходят релизы, которые никак не вписываются в общую концепцию одного жанра. Последний альбом FKA Twigs, например, нельзя отнести только к электронике или R&B. Это также не академическая музыка. И не что-то супер экспериментальное.
— Ну вот это такое понятие мультижанровости. Сейчас технологии позволяют нам размыть границы в музыке, по-другому работать со звуком и пониманием классификации, не загонять себя в рамки. Мне самому иногда не нравится описывать альбомы одним жанром. Часто слушаешь и понимаешь, что смешаны разные стили. Особенно, если говорить об электронной музыке.
— Это еще не правильно потому, что когда ты приписываешь композицию к конкретному жанру, то подразумеваешь весь опыт артистов, что работали в нем. Если я говорю, что пишу музыку в стиле джаз, то это как бы несет за собой опыт Эми Уайнхаус, которая тоже писала джаз. Но мой джаз может быть не похож на ее. Это нечеткая категоризация. В своем творчестве я стремлюсь идти в обратном направлении.
— Думаю, говорить о моей музыке как о чём-то деконстрактном или андеграундном — не совсем правильно. Источники моего вдохновения достаточно популярные. Это поп-музыка, k-pop и академическая экспериментальная музыка. Для неподготовленного слушателя воспринимать то, что я делаю, может быть сложно потому, что в моих песнях много эффектов, которые иногда воздействуют противоречиво.
— Я пытаюсь сочетать глубинное. Беру темы, которые поддаются многочисленным трактовкам, общие проблемы. Стараюсь подать их в более простой форме и как-то переосмыслить для себя. Сложно описать мою музыку несколькими предложениями. Наверное, это deconstructed pop. Sweet deconstructed pop. Электроника — это вообще очень сложно, в ней много жанров. Я не вижу больше смысла классифицировать музыку. Сейчас выходят релизы, которые никак не вписываются в общую концепцию одного жанра. Последний альбом FKA Twigs, например, нельзя отнести только к электронике или R&B. Это также не академическая музыка. И не что-то супер экспериментальное.
— Ну вот это такое понятие мультижанровости. Сейчас технологии позволяют нам размыть границы в музыке, по-другому работать со звуком и пониманием классификации, не загонять себя в рамки. Мне самому иногда не нравится описывать альбомы одним жанром. Часто слушаешь и понимаешь, что смешаны разные стили. Особенно, если говорить об электронной музыке.
— Это еще не правильно потому, что когда ты приписываешь композицию к конкретному жанру, то подразумеваешь весь опыт артистов, что работали в нем. Если я говорю, что пишу музыку в стиле джаз, то это как бы несет за собой опыт Эми Уайнхаус, которая тоже писала джаз. Но мой джаз может быть не похож на ее. Это нечеткая категоризация. В своем творчестве я стремлюсь идти в обратном направлении.
— А почему именно электроника?
— Большую роль в этом сыграл мой бэкграунд. В школе я очень много играла в видеоигры, а в них часто используют звуковые эффекты. На занятиях по звукорежиссуре я разбирала игру Horizon: Zero Dawn, звук оттуда впечатляет. Там сложная работа, очень интригующая. В этом плане примечательной игрой для меня также стала American McGee's Alice. Там вообще сюрреализм в плане звука. Изменяющиеся по высоте и панораме звуки часов, всё рушится, какие-то завывания, хор. Это программируемое безумие, которое тогда меня сильно впечатлило. Поэтому для меня электроника — это способ изобразить более сложную драматургию, воссоздать то, что есть только у тебя в голове.
Некоторые идеи невозможно воплотить на обычных музыкальных инструментах. Их можно реализовать только посредством синтеза. Сейчас, я считаю, у меня нет права не заниматься электронной музыкой, когда существует столько возможностей.
— Я знаю о твоем участии в компиляции лейбла High Heal. Как это вообще произошло?
— Интернет — замечательная вещь. Я не могу выложить композицию на всеобщее обозрение, при этом зная, что это не мой максимум, поэтому выставляю материал только тот, в котором я уверена на 100%. Всё, что было в моем инстаграме, когда меня нашла A&R и один из участников лейбла Лиза Fetva — маленький отрывок композиции с фотографией. Она наткнулась на него и написала: «Вау, что это?». После этого попросила прислать другие мои треки, а потом рассказала о High Heal.
High Heal — это высокое исцеление, такое переоформленное название высокого каблука по аналогии со старым андеграундным лейблом High Heel. Это сообщество людей, которые стремятся в своем творчестве найти взаимопонимание с людьми вокруг и связь с самим собой, попытка исцелиться через музыку. Place to be vulnerable. Также это связано с природой, что мне очень близко.
— Большую роль в этом сыграл мой бэкграунд. В школе я очень много играла в видеоигры, а в них часто используют звуковые эффекты. На занятиях по звукорежиссуре я разбирала игру Horizon: Zero Dawn, звук оттуда впечатляет. Там сложная работа, очень интригующая. В этом плане примечательной игрой для меня также стала American McGee's Alice. Там вообще сюрреализм в плане звука. Изменяющиеся по высоте и панораме звуки часов, всё рушится, какие-то завывания, хор. Это программируемое безумие, которое тогда меня сильно впечатлило. Поэтому для меня электроника — это способ изобразить более сложную драматургию, воссоздать то, что есть только у тебя в голове.
Некоторые идеи невозможно воплотить на обычных музыкальных инструментах. Их можно реализовать только посредством синтеза. Сейчас, я считаю, у меня нет права не заниматься электронной музыкой, когда существует столько возможностей.
— Я знаю о твоем участии в компиляции лейбла High Heal. Как это вообще произошло?
— Интернет — замечательная вещь. Я не могу выложить композицию на всеобщее обозрение, при этом зная, что это не мой максимум, поэтому выставляю материал только тот, в котором я уверена на 100%. Всё, что было в моем инстаграме, когда меня нашла A&R и один из участников лейбла Лиза Fetva — маленький отрывок композиции с фотографией. Она наткнулась на него и написала: «Вау, что это?». После этого попросила прислать другие мои треки, а потом рассказала о High Heal.
High Heal — это высокое исцеление, такое переоформленное название высокого каблука по аналогии со старым андеграундным лейблом High Heel. Это сообщество людей, которые стремятся в своем творчестве найти взаимопонимание с людьми вокруг и связь с самим собой, попытка исцелиться через музыку. Place to be vulnerable. Также это связано с природой, что мне очень близко.
— Какие впечатления остались от работы с ними? Как происходил выпуск твоей композиции на компиляции?
— Мне очень понравилось работать с High Heal. Какие-то невероятные ребята, очень добрые. Всегда спрашивают о том, что я делаю и как мне было бы удобно. Мы сошлись на общем музыкальном бэкграунде. Я тогда заслушивалась Danny L Harle, и узнала, что Лиза, оказывается, его знает лично. У нас много музыкальных точек соприкосновения вообще.
После нашего знакомства Лиза скинула концепцию компиляции — Void или «пустота», о том, что не нужно бояться этого состояния. Мне прислали большой файл с иллюстрациями и даже манифестом. Я прониклась темой, поняла, что у меня есть идеи создания композиции под эту компиляцию. Трек Boid я написала где-то за неделю вместе с Child Music, которая неожиданно тоже попала в треклист. Получилось так, что я единственный исполнитель на этой компиляции, у которого два трека.
Ребята очень хорошо поняли мою идею. Child Music разделена на две части, одна — быстрая, динамичная, затем идет 30 секунд тишины и другая, уже более медленная часть — абсолютная такая же, ничем не отличающаяся. Мне нравится замедлять композиции и переслушивать их. Так можно более детально оценить работу. По ошибке я сделала финальный рендер именно этих двух дорожек, и тишина осталась. После нее возникает новое впечатление, переосмысление и более детальное рассмотрение композиции. Мне было важно, чтобы эту концепцию понимали, — что эта пустота играет важную роль.
— Мне очень понравилось работать с High Heal. Какие-то невероятные ребята, очень добрые. Всегда спрашивают о том, что я делаю и как мне было бы удобно. Мы сошлись на общем музыкальном бэкграунде. Я тогда заслушивалась Danny L Harle, и узнала, что Лиза, оказывается, его знает лично. У нас много музыкальных точек соприкосновения вообще.
После нашего знакомства Лиза скинула концепцию компиляции — Void или «пустота», о том, что не нужно бояться этого состояния. Мне прислали большой файл с иллюстрациями и даже манифестом. Я прониклась темой, поняла, что у меня есть идеи создания композиции под эту компиляцию. Трек Boid я написала где-то за неделю вместе с Child Music, которая неожиданно тоже попала в треклист. Получилось так, что я единственный исполнитель на этой компиляции, у которого два трека.
Ребята очень хорошо поняли мою идею. Child Music разделена на две части, одна — быстрая, динамичная, затем идет 30 секунд тишины и другая, уже более медленная часть — абсолютная такая же, ничем не отличающаяся. Мне нравится замедлять композиции и переслушивать их. Так можно более детально оценить работу. По ошибке я сделала финальный рендер именно этих двух дорожек, и тишина осталась. После нее возникает новое впечатление, переосмысление и более детальное рассмотрение композиции. Мне было важно, чтобы эту концепцию понимали, — что эта пустота играет важную роль.
— В чем заключается специфика работы зарубежных лейблов? Чем, в твоем понимании, отличается работа с ними от русских лейблов?
— Я долго искала свой лейбл, у меня были проблемы с этим. Русские лейблы, к сожалению, не понимают моего творчества. Даже, казалось бы, самые прогрессивные.У нас сейчас что популярно? «Пасош», «Пошлая Молли», в это я не вклиниваюсь. Опять же, пою на английском. В эстетику «ГОСТ звука» точно не попадаю. Я люблю русскую новую волну, отчасти вдохновляюсь ею, но она больше из прошлого. В новом вижу только, что ребята пытаются зацепить запад, но при этом остаются в каких-то рамках. Ничего против не имею, но это не мое. Мне нужны более открытые люди, которые готовы к экспериментам. Этого мне и не хватает на русских лейблах.
И, наверное, самое сложное в работе с зарубежными — невозможность им помочь мне как-то физически. Они могут меня сконнектить с нужными людьми касаемо визуального продакшена, но они не могут быть рядом. Есть также проблема языкового барьера. Мне нужно всегда четко формулировать в письме то, что я хочу. Команду на съемки, как правило, я собираю сама, людей ищу сама, объясняю идеи тоже. Но они помогают мне с финансированием, продвижением, графиком.
Нет также постоянной возможности быть на связи. Несмотря на то, что мы созваниваемся в зуме, что-то обсуждаем — это всё равно не живое общение. Надеюсь, в обозримом будущем я смогу посетить Париж и увидеть моих замечательных друзей воочию.
— Я долго искала свой лейбл, у меня были проблемы с этим. Русские лейблы, к сожалению, не понимают моего творчества. Даже, казалось бы, самые прогрессивные.У нас сейчас что популярно? «Пасош», «Пошлая Молли», в это я не вклиниваюсь. Опять же, пою на английском. В эстетику «ГОСТ звука» точно не попадаю. Я люблю русскую новую волну, отчасти вдохновляюсь ею, но она больше из прошлого. В новом вижу только, что ребята пытаются зацепить запад, но при этом остаются в каких-то рамках. Ничего против не имею, но это не мое. Мне нужны более открытые люди, которые готовы к экспериментам. Этого мне и не хватает на русских лейблах.
И, наверное, самое сложное в работе с зарубежными — невозможность им помочь мне как-то физически. Они могут меня сконнектить с нужными людьми касаемо визуального продакшена, но они не могут быть рядом. Есть также проблема языкового барьера. Мне нужно всегда четко формулировать в письме то, что я хочу. Команду на съемки, как правило, я собираю сама, людей ищу сама, объясняю идеи тоже. Но они помогают мне с финансированием, продвижением, графиком.
Нет также постоянной возможности быть на связи. Несмотря на то, что мы созваниваемся в зуме, что-то обсуждаем — это всё равно не живое общение. Надеюсь, в обозримом будущем я смогу посетить Париж и увидеть моих замечательных друзей воочию.
Вдохновение может прийти внезапно. Я часто ловила вещи, которые планировала исполнить, во сне.
— Хорошо, давай теперь вернемся к deconstructed club. Как бы ты описала это направление?
— Я стремлюсь к тому, чтобы deconstructed всегда был связан с драматургией. Никогда его не будет в моей музыки просто так. Если я чувствую, что есть какие-то прерывистые глитчи, что нужно разделить свое дыхание на несколько сэмплов, а потом их использовать в полиритмии — это всегда будет связано с эмоцией, которую я хочу донести. Для нового альбома я сделала кавер на стихотворение «Царскосельская статуя» в произведении Ц. А. Кюи. Получилось приторно, такая классическая композиция на фортепиано. Не было никакого замедления, хотя с академической точки зрения нужно делать растяжение в звуке. Я подумала, зачем мне ее записывать с каким-то таймингом. Сейчас же есть технологии, которые позволяют тебе замедлить темп. Вот если я сейчас сделаю финальную версию композиции со сведением, а потом stretching time, то получится ведь гораздо круче. Так и вышло. Получился такой яркий стретч акцент.
— Чувствуешь ли ты, что в последнее время это течение коммерциализируется и идет к упрощению для массового слушателя? Электроника сейчас является основным элементом практически любой популярной музыки, есть ли у деконструкционной электронной музыки шанс стать массовой, на твой взгляд?
— Наши друзья с запада сейчас, естественно, очень хорошо коммерционализируют сферу экспериментов. Не только в музыкальной сфере, но и в индустрии моды. В России мы всё еще, к сожалению, держимся за «Золотой стандарт». Мы не готовы делать и продвигать эксперименты, хотя они хорошо продаются. Не вижу в этом ничего плохого. Такая музыка уже становится достаточно массовой, и это нормально.
— Я стремлюсь к тому, чтобы deconstructed всегда был связан с драматургией. Никогда его не будет в моей музыки просто так. Если я чувствую, что есть какие-то прерывистые глитчи, что нужно разделить свое дыхание на несколько сэмплов, а потом их использовать в полиритмии — это всегда будет связано с эмоцией, которую я хочу донести. Для нового альбома я сделала кавер на стихотворение «Царскосельская статуя» в произведении Ц. А. Кюи. Получилось приторно, такая классическая композиция на фортепиано. Не было никакого замедления, хотя с академической точки зрения нужно делать растяжение в звуке. Я подумала, зачем мне ее записывать с каким-то таймингом. Сейчас же есть технологии, которые позволяют тебе замедлить темп. Вот если я сейчас сделаю финальную версию композиции со сведением, а потом stretching time, то получится ведь гораздо круче. Так и вышло. Получился такой яркий стретч акцент.
— Чувствуешь ли ты, что в последнее время это течение коммерциализируется и идет к упрощению для массового слушателя? Электроника сейчас является основным элементом практически любой популярной музыки, есть ли у деконструкционной электронной музыки шанс стать массовой, на твой взгляд?
— Наши друзья с запада сейчас, естественно, очень хорошо коммерционализируют сферу экспериментов. Не только в музыкальной сфере, но и в индустрии моды. В России мы всё еще, к сожалению, держимся за «Золотой стандарт». Мы не готовы делать и продвигать эксперименты, хотя они хорошо продаются. Не вижу в этом ничего плохого. Такая музыка уже становится достаточно массовой, и это нормально.
— Ты же, вероятно, знакома с творчеством Марселя Дюшана и его понятием «реди мейда»? Я хочу привести одну аналогию. Мне кажется, она может пролить свет на то, чем ты занимаешься со звуком. Можно ли сравнить помещение предмета в необычный для него контекст, в результате которого он становится искусством, с тем, что ты делаешь с сэмплами поп-музыки? Нет ли восхождения от массового искусства до элитарного, когда ты деконструируешь то, что уже хорошо всем знакомо, в новой аудиальной обстановке?
— Да, это всегда происходит, но я это не контролирую. То есть никогда не продумываю композицию наперед. Это всегда импровизация. Иногда я могу споткнуться и понять, что будет неправильно продолжить где-то в том же ритме, использовать те же приемы. Ведь если мы говорим о конечной композиции, то это всегда фонограмма. Это то, как она должна звучать идеально. И я считаю, что, когда ты помещаешь музыкальную информацию в другое пространство, это придает ей совершенно иное значение.Мне очень нравятся эффекты. Эффект Допплера, например. Это когда к тебе движется какой-то предмет, и его звук изменяется по частоте вследствии того, что каждая новая волна приходит немного раньше другой, и наоборот. Ты как бы чувствуешь приближение и удаление объекта, это ведь тоже драматургия. Я стремлюсь к тому, чтобы эти изменения были обоснованы, органично дополняли друг друга и всегда играли свою роль.
Я пытаюсь передать через свою призму даже простые звуки. Донести до слушателя свой взгляд. У электронных инструментов есть ограничения, но я предпочитаю эти ограничения ломать. Не потому, что моя задача сделать «не как у всех», но потому, что хочу воссоздать звук, который слышу только я.
— Слушала ли ты последние работы Sophie, Arca, Flume? Что думаешь? Служат ли они для тебя источниками вдохновения?
— Если говорить о новом альбоме Arca, то мне очень понравилось. Я не ожидала, что это можно будет сделать так, как она это сделала. Все стремятся к постоянному обновлению. Это, наверное, основная тенденция в мировой культуре сейчас. Быть всегда разным.
Вдохновение — вещь достаточно специфическая. Ты не можешь вечно вдохновляться одним и тем же. Я вдохновилась последним альбомом Sophie, потому что это было свежо. Такого я еще не слышала. Хотя, стоп, конечно, это уже было: булькающие сэмплы, звуки падающего вертолета — это всё Джон Кейдж и революция мира музыки второй половины прошлого столетия. Но это было по-другому собрано. Я считаю, что Arca и Sophie — величайшие инженеры современности, низкий им поклон. Если раньше я вдохновлялась такими исполнителями, то сейчас слушаю и воспринимаю эту музыку лично. Может, некоторые моменты беру на заметку, но не заимствую. Стараюсь придерживаться темпа, которым иду сама, потому что если бесконечно цепляться за разные приемы, ты просто потеряешь себя.
Самая выразительная деталь в творчестве Flume — то, что он коммерциализирован, но при этом остается самим собой. Мне нравятся его отрывистые приемы, стерильный звук, стретч безумный, смесь духовых инструментов и хора.
Важным в понимании современного искусства для меня стал лайв Lovozero и Tikhie Kamni. В нем Lovozero исполняла народные распевки, но при этом оставалась в электронике. Были синтезаторы и текстуры дождя под полиэтиленом, всё это совмещалось с пасмурной визуальной составляющей, которая помогала понять происходящее.
Главный источник моего вдохновения с академической стороны — Джоанна Ньюсом. Я очень её люблю. Она арфистка. Не ведет социальные сети, нигде не светится, последний альбом выпустила пять лет назад. Ее, кстати нет на Spotify, что удивляет. Но у неё такие вдумчивые композиции, она пишет сама лирику, оркестровку, при этом не упускает и эмоциональный аспект своего творчества. Уважаю тип артиста «человек-оркестр».
— Да, это всегда происходит, но я это не контролирую. То есть никогда не продумываю композицию наперед. Это всегда импровизация. Иногда я могу споткнуться и понять, что будет неправильно продолжить где-то в том же ритме, использовать те же приемы. Ведь если мы говорим о конечной композиции, то это всегда фонограмма. Это то, как она должна звучать идеально. И я считаю, что, когда ты помещаешь музыкальную информацию в другое пространство, это придает ей совершенно иное значение.Мне очень нравятся эффекты. Эффект Допплера, например. Это когда к тебе движется какой-то предмет, и его звук изменяется по частоте вследствии того, что каждая новая волна приходит немного раньше другой, и наоборот. Ты как бы чувствуешь приближение и удаление объекта, это ведь тоже драматургия. Я стремлюсь к тому, чтобы эти изменения были обоснованы, органично дополняли друг друга и всегда играли свою роль.
Я пытаюсь передать через свою призму даже простые звуки. Донести до слушателя свой взгляд. У электронных инструментов есть ограничения, но я предпочитаю эти ограничения ломать. Не потому, что моя задача сделать «не как у всех», но потому, что хочу воссоздать звук, который слышу только я.
— Слушала ли ты последние работы Sophie, Arca, Flume? Что думаешь? Служат ли они для тебя источниками вдохновения?
— Если говорить о новом альбоме Arca, то мне очень понравилось. Я не ожидала, что это можно будет сделать так, как она это сделала. Все стремятся к постоянному обновлению. Это, наверное, основная тенденция в мировой культуре сейчас. Быть всегда разным.
Вдохновение — вещь достаточно специфическая. Ты не можешь вечно вдохновляться одним и тем же. Я вдохновилась последним альбомом Sophie, потому что это было свежо. Такого я еще не слышала. Хотя, стоп, конечно, это уже было: булькающие сэмплы, звуки падающего вертолета — это всё Джон Кейдж и революция мира музыки второй половины прошлого столетия. Но это было по-другому собрано. Я считаю, что Arca и Sophie — величайшие инженеры современности, низкий им поклон. Если раньше я вдохновлялась такими исполнителями, то сейчас слушаю и воспринимаю эту музыку лично. Может, некоторые моменты беру на заметку, но не заимствую. Стараюсь придерживаться темпа, которым иду сама, потому что если бесконечно цепляться за разные приемы, ты просто потеряешь себя.
Самая выразительная деталь в творчестве Flume — то, что он коммерциализирован, но при этом остается самим собой. Мне нравятся его отрывистые приемы, стерильный звук, стретч безумный, смесь духовых инструментов и хора.
Важным в понимании современного искусства для меня стал лайв Lovozero и Tikhie Kamni. В нем Lovozero исполняла народные распевки, но при этом оставалась в электронике. Были синтезаторы и текстуры дождя под полиэтиленом, всё это совмещалось с пасмурной визуальной составляющей, которая помогала понять происходящее.
Главный источник моего вдохновения с академической стороны — Джоанна Ньюсом. Я очень её люблю. Она арфистка. Не ведет социальные сети, нигде не светится, последний альбом выпустила пять лет назад. Ее, кстати нет на Spotify, что удивляет. Но у неё такие вдумчивые композиции, она пишет сама лирику, оркестровку, при этом не упускает и эмоциональный аспект своего творчества. Уважаю тип артиста «человек-оркестр».
— А что слушаешь помимо них? Как твое обычное прослушивание музыки связано с творчеством? Что может натолкнуть тебя на новое звучание или создание интересного момента в треке?
— Вдохновение может прийти внезапно. Я часто ловила вещи, которые планировала исполнить, во сне. Была забавная ситуация: мы лежали вдвоем с подругой, разговаривали и уже почти засыпали, но я неожиданно ушла в другую комнату и начала петь. Я просто услышала, как по проспекту ехала машина, и она очень нетипично сигналила. Был сбивчивый ритм, я его как-то перенесла в музыку, связала с лирикой. Придумала вокальную партию быстро.
В последнее время я начала много слушать диско. Это что-то совершенно неочевидное для меня. Всё началось с того, что я офигела от сета моей подруги Classic Lover. Она играла, а я входила в кураж. Обычно я стараюсь слушать музыку как человек, а не исполнитель. Но когда записываю музыку, которая в моей голове уже как-то сконструирована — вот в эти моменты вообще не слушаю ничего. Абстрагируюсь.
Сейчас не слушаю музыку практически, так как нет времени. А если и слушаю, то свои композиции, поскольку считаю, что человек в первую очередь пишет музыку для себя. Еще мне нравятся Lorn, Yves Tumor, Bobby Krlic (автор саундтрека к фильму «Солнцестояние» — T&S), Oneohtrix Point Never, Джон Кейдж, Hania Rani, Caroline Polachek и Pussycat Dolls.
— Как относишься к современной поп-музыке, которую деконструируешь в своем творчестве? Кого можешь выделить среди популярных артистов?
— Глупо отрицать, что электронная и экспериментальная музыка плотно входят в русло поп-музыки. Уже ничему не удивляешься. В последнем альбоме Леди Гаги много текстур, необычных поворотов. Но вот это неинтересно для меня. Потому что эти приемы вводятся ради приемов. Будто продюсеры просто предложили так сделать, и она согласилась.Я не хочу этого в своем творчестве, поэтому редко бывает, что схожусь с продюсерами. Сама пытаюсь научиться техническим аспектам, чтобы они стали воплощением моего видения. Но если я не знаю как исполнить партию на инструменте, то, конечно, обращусь за помощью.
Возвращаясь к теме. Моя любовь на всю жизнь — такое guilty pleasure, хотя no pleasure is guilty — это Ариана Гранде. Мне нравится, что у нее есть момент отсылки к Мэрайи Кэри, которая мне тоже симпатизирует.Мне приятны высокие женские тембры. Ким Петрас, Charli XCX очень нравятся. Их часто слушаю. Но в последнее время, опять же, меньше попсы. Много было на карантине, когда одна дома сидела, чтобы с ума не сходить. Это помогало, так как когда слушаешь поп-музыку, то будто с кем-то общаешься, а не один сидишь. Она для этого и создана — для того, чтобы создавать иллюзию общения.
— Вдохновение может прийти внезапно. Я часто ловила вещи, которые планировала исполнить, во сне. Была забавная ситуация: мы лежали вдвоем с подругой, разговаривали и уже почти засыпали, но я неожиданно ушла в другую комнату и начала петь. Я просто услышала, как по проспекту ехала машина, и она очень нетипично сигналила. Был сбивчивый ритм, я его как-то перенесла в музыку, связала с лирикой. Придумала вокальную партию быстро.
В последнее время я начала много слушать диско. Это что-то совершенно неочевидное для меня. Всё началось с того, что я офигела от сета моей подруги Classic Lover. Она играла, а я входила в кураж. Обычно я стараюсь слушать музыку как человек, а не исполнитель. Но когда записываю музыку, которая в моей голове уже как-то сконструирована — вот в эти моменты вообще не слушаю ничего. Абстрагируюсь.
Сейчас не слушаю музыку практически, так как нет времени. А если и слушаю, то свои композиции, поскольку считаю, что человек в первую очередь пишет музыку для себя. Еще мне нравятся Lorn, Yves Tumor, Bobby Krlic (автор саундтрека к фильму «Солнцестояние» — T&S), Oneohtrix Point Never, Джон Кейдж, Hania Rani, Caroline Polachek и Pussycat Dolls.
— Как относишься к современной поп-музыке, которую деконструируешь в своем творчестве? Кого можешь выделить среди популярных артистов?
— Глупо отрицать, что электронная и экспериментальная музыка плотно входят в русло поп-музыки. Уже ничему не удивляешься. В последнем альбоме Леди Гаги много текстур, необычных поворотов. Но вот это неинтересно для меня. Потому что эти приемы вводятся ради приемов. Будто продюсеры просто предложили так сделать, и она согласилась.Я не хочу этого в своем творчестве, поэтому редко бывает, что схожусь с продюсерами. Сама пытаюсь научиться техническим аспектам, чтобы они стали воплощением моего видения. Но если я не знаю как исполнить партию на инструменте, то, конечно, обращусь за помощью.
Возвращаясь к теме. Моя любовь на всю жизнь — такое guilty pleasure, хотя no pleasure is guilty — это Ариана Гранде. Мне нравится, что у нее есть момент отсылки к Мэрайи Кэри, которая мне тоже симпатизирует.Мне приятны высокие женские тембры. Ким Петрас, Charli XCX очень нравятся. Их часто слушаю. Но в последнее время, опять же, меньше попсы. Много было на карантине, когда одна дома сидела, чтобы с ума не сходить. Это помогало, так как когда слушаешь поп-музыку, то будто с кем-то общаешься, а не один сидишь. Она для этого и создана — для того, чтобы создавать иллюзию общения.
— С какими лейблами ты хотела бы поработать в своей жизни? И с какими артистами?
— Мне нравится лейбл Future Classic. Еще PC Music. Пусть сейчас они и делают уже не совсем то, что мне близко, но за прошлые заслуги мое им бесконечное уважение. 4AD. Young Turks. На самом деле, я не хочу работать с большим количеством лейблов, потому что каждый раз менять команду — напряжно. Хочется лейбл, с которым я была бы связана ментально. Хочется иметь свободу. Лейблы, которые я назвала, в этом довольно гибкие. Небезучастность также важна. Была ситуация с одним лейблом, где я должна была релиз выпустить, но вовремя отказалась. Я присылала им демо, объясняла концепцию, но не получала никаких комментариев кроме «круто».
Поработать интересно было бы с Moa Pillar. В качестве исполнителя — с Sophie, Нилсом Фрамом. Хотелось бы сделать что-то сплетенное с кинематографом. A. G. Cook, Perfume Genius, Nick Drake, если бы был жив. The Knife. По сути, со всеми исполнителями, которых я назвала до этого. Надеюсь, смогу поработать с максимальным количеством талантливых людей, насколько это возможно.
— Мне нравится лейбл Future Classic. Еще PC Music. Пусть сейчас они и делают уже не совсем то, что мне близко, но за прошлые заслуги мое им бесконечное уважение. 4AD. Young Turks. На самом деле, я не хочу работать с большим количеством лейблов, потому что каждый раз менять команду — напряжно. Хочется лейбл, с которым я была бы связана ментально. Хочется иметь свободу. Лейблы, которые я назвала, в этом довольно гибкие. Небезучастность также важна. Была ситуация с одним лейблом, где я должна была релиз выпустить, но вовремя отказалась. Я присылала им демо, объясняла концепцию, но не получала никаких комментариев кроме «круто».
Поработать интересно было бы с Moa Pillar. В качестве исполнителя — с Sophie, Нилсом Фрамом. Хотелось бы сделать что-то сплетенное с кинематографом. A. G. Cook, Perfume Genius, Nick Drake, если бы был жив. The Knife. По сути, со всеми исполнителями, которых я назвала до этого. Надеюсь, смогу поработать с максимальным количеством талантливых людей, насколько это возможно.
Это интервью наш редактор Игорь Баталов взял в августе прошлого года. Тогда продюсерка и певица Sophie, которая часто упоминается в этом тексте, была жива. 30 января 2021 года она трагически скончалась. Мы бесконечно чтим наследие Sophie, а вас призываем любить и беречь любимых артистов и себя.
Вам это тоже понравится